Алишер Мамасалиев

 

Страна : Кыргызстан

Мамасалиев Алишер 44 года, основная сфера деятельности публичная политика, прозой увлекаюсь давно, в будущем планирую издать собственную книгу.
Рассказ «Три пересечения с Писателем» представленный на конкурс, посвящен девяностолетию со дня рождения всемирно известного писателя Чингиза Айтматова.

 

Country : Kyrgyzstan

Alisher Mamasaliev 44 years, main activity public policy, prose addicted for a long time, in the future I plan to publish our own book.

The story “the Three intersections with the Writer” submitted to the contest, dedicated to the ninetieth anniversary of the birth of the world famous writer Chingiz Aitmatov.


 

Три пересечения с Писателем.

 

Отрывок

Пересечение №1

Сколько себя помню, я никогда не любил читать. Отец мой напротив много читал. Одно из моих детских воспоминаний: как я иногда просыпаюсь среди ночи, и вижу его молодого, в сигаретном дыму, за кухонным столом, уткнувшимся в книгу. У нас дома была своя небольшая библиотека, и отец довольно часто заставлял меня читать. Очевидно, он не мог спокойно смотреть на меня, слоняющегося без дела. Он подзывал меня к себе, и указательным пальцем направлял мои взоры на страницы, какой-нибудь книги: – вот читай с этого места и до этой страницы, а потом мне все перескажешь. От этого я еще больше не любил читать, не знаю, может я читал не те книги, но мои мысли тогда витали где-то в подворотне, я рос типичным, уличным шпаной. В тринадцать лет мы ни книги читали, а толпой пропадали на стройках, свалках и чужих дворах. Нужно признаться, что теперь я и сам повторяю некоторые ошибки отца, например, заставляю читать своего десятилетнего сына. Я вижу, с какой неохотой он это делает, но видно это какая-то социальная закономерность, или как нынче модно выражаться – такая вот карма…
По-настоящему читать я стал только в армии. Служить мне пришлось далеко от дома – на Байкале, в продуваемом холодными ветрами городе Чита. Кажется, это был последний призыв в Советскую Армию. В военном городке «Песочный», где дислоцировался мой полк, все для меня было чужим: сопки, деревья, люди, порой даже тамошние облака казалось, смотрят на меня как на неродного. Хотя и прошли самые трудные полгода моей службы, и пора было уже свыкнуться с новой реальностью, но я не переставал думать и тосковать по родным. Первый раз, оказавшись надолго далеко от дома, ты начинаешь понимать истинную ценность того, что привычно окружает тебя: – маму, отчий дом, наставления отца и, в конце концов, свою родину…
Выходя в очередной наряд, я устраивался где-нибудь в одиночестве и, не уставая, перечитывал редкие письма друзей и родных, сравнивая все ныне окружающее меня со своими воспоминаниями о доме. И вот как-то случайно оказавшись в гарнизонной библиотеке, среди многочисленных полок книг известных, советских писателей, мои глаза остановились на обложке с почти родными инициалами: – Чингиз Айтматов «Джамиля» 1982. Чуть потрепанную книгу, в твердом переплете, с небрежным эскизом на обложке бредущей вдалеке пары запряженных в бричку лошадей, я держал в руках как драгоценную находку. Это была частичка моего родного края, было ощущение – как будто я нашел старое письмо, которое мне забыли отдать. Я спрятал ее под шинель и немного взволнованный прошагал в кирзовых сапогах к выходу, боясь, что кто-нибудь сейчас меня окликнет.

В один из дней,  когда нас солдатов Советской армии младший сержант Кайцуков определял в наряд охранять склады с ГСМ, я, улучив момент, закрылся в «ленинской»* комнате и заинтригованный начал листать прилипшие друг к другу желтые страницы «Джамили». На другой стороне обложки была размещена цветная иллюстрация Джамили, она стояла среди  пшеничного поля, на ней было легкое ситцевое платье концы, которого чуть задирались от ветра и застегнутая на все пуговицы  серая безрукавка. Ее красивое, азиатской лицо было открыто встречному ветру, а длинные заплетенные косы спускались с завязанного на затылке белого платка. Первое, что меня ошеломило тогда, было пронзительное предисловие  Луи Арагона: « Прежде чем сказать все, что я думаю  о «Джамиле», я должен отметить, что считаю это произведение самой прекрасной в мире историей о любви. Поэтому, забросив все осаждавшие меня дела и выкроив время, я перевел эту историю и вот у меня на руках, готовая к изданию повесть». И там еще было полторы страницы текста неподдельного восхищения французского прозаика от прочитанной им в 1958 году повести. Он писал о своих впечатлениях так: -«У каждого человека лишь одна жизнь. Чингиз Айтматов ее лишь начинает. Но кажется он вобрал в свое сердце, познал разумом огромный опыт человечества. Ибо этот человек говорит о любви так, как никто другой».

Для меня было очевидным, что после таких прекрасных эпитетов, немало заинтригованных парижан поспешили, в свои книжные лавки узнать подробности трогательной истории пятнадцатилетнего мальчугана, Сеита из далекой, Куркурейской долины.
Мне показалось, что я прочел ее в один миг… я лишь раз отрывался от текста, когда постучали в дверь. Когда же я полностью прочел повесть, было уже за полночь, я стоял у окна и  долго не мог прийти в себя. Это было удивительно… Как будто я просмотрел старое, черно-белое кино. Строки из «Джамили», в моем тогдашнем состоянии щемящей тоски по дому, произвели на меня неизгладимое впечатление. Я был поражен тем как, через буквы, слова и строки, выведенные рукой Айтматова, я на мгновение почти ощутил пальцами своих рук державших эту книгу – свой родной край. Я вспомнил запах цветущей полыни в степи, я услышал скрип проезжающей мимо деревянной брички поднимающей за собой желтую как порошок пыль, я буквально ощутил ноздрями этот знакомый всем кыргызам запах подсыхающего кизяка вперемежку с еще невысохшей от дождя землей из далекого детства. В своих размышлениях, я разделял вместе с Данияром его одиночество и необъяснимую тоску, я видел этот чарующий силуэт вышедшей из воды Джамили, с растрепанными мокрыми волосами и прилипшим к ее молодому телу мокрого ситцевого платья. Глазами пятнадцатилетнего Сеита, я пережил то августовское душное лето, когда шел третий год войны и в нашей периферии еще были так сильны патриархальные традиции. Мне хотелось утешить мать Сеита, я увидел в ней свою тайэне* на руках, которой я рос, также оставшуюся после войны одной с двумя детьми, прожившую всю свою жизнь второй семьей родного брата покойного мужа.

Для многих «Джамиля» – это история о необыкновенной любви Данияра и Джамили. Для меня же это повесть о первой любви Сеита, глазами, которого я увидел ту послевоенную, суровую эпоху, в которой жили мои предки. Одним словом, эта книга на время стала для меня настоящей отдушиной, я хранил ее как Библию, перепрятывая от возможного посягательства от вездесущих старослужащих. Я боялся ее потерять. Перечитывая и пересматривая иллюстрации, я раз за разом размышлял в одиночестве о бренности жизни, то вдруг задумавшись в строю с сослуживцами, я всматривался в белые сопки Забайкалья, представляя себе бегство Джамили и Данияра.
Даже не знаю, что больше изменило меня тогда, год с лишним – армейской  казарменной жизни или эта книга? Не знаю… Сейчас, иногда вспоминая те далекие дни, я начинаю понимать, что это была своего рода парадигма, соединение – времени, места и моего тогдашнего, формирующегося сознания.

Когда я вернулся домой, той страны, которой я присягал, уже не было… ядерная держава, наводившая трепет по ту сторону своих границ, рухнула без единого выстрела как карточный домик. Все  происходящее тогда казалось мне временным и походило на  какой-то эксперимент. Помню, первое время меня не покидало ощущение, что пока меня не было дома, большинство из тех кого я знал, прошли принудительную вакцинацию. Вроде стоит перед тобой тот же самый человек, которого ты знал до этого, но внутри него что-то поменялось, даже мой город встретил меня отчужденно, как будто и не ждал. Повсюду на улице появлялись торговые ларьки, а прилавки магазинов заполнились китайским ширпотребом. Началась эпоха нескончаемой ярмарки, торговля стала идеологией новой действительности. Не зря наше поколение родившихся в 70-ые, называют «потерянным поколением»…  Когда развалился Союз, нам всем было тогда по 18-20 лет, мы еще сами не знали – чего  хотим от этой жизни? Мечты наши были из другого мира… Шел 1993 год, и грядущее, «шальное» десятилетие еще успеет расшатать не мало представителей моего поколения, а некоторых из  них оно разобьет вдребезги.

 

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (104 оценок, среднее: 4,31 из 5)

Загрузка...