Артур Аршакуни

Страна : Россия

Жил в Ленинграде-Петербурге. Образование высшее техническое. Работал научным сотрудником. После развала Союза был безработным, таксистом, руководил небольшой научно-производственной компанией, менеджером по продаже экзотических фруктов начальником производства среднего предприятия химического профиля. После инсульта и инфаркта ушел на пенсию. Инвалид 2-й группы. Сейчас живу в Вырице Ленинградской области. Этот роман писался пятнадцать лет. За это время в моей стране кончилась одна эпоха и началась другая. У меня вырос сын. Я сменил гигантский мегаполис на тихий провинциальный поселок. Я заработал дуплетом инсульт и инфаркт. И все это время я писал этот роман. Он вобрал в себя надежды и разочарования, взлеты и падения, ангельские мечты и дьявольские грехи – надеюсь, не только мои. Я рассказал об этом честно, хотя и иносказательной форме.


Country : Russia

Lived in Leningrad-St. Petersburg. Higher technical education. Worked as the research associate. After disorder of the Soviet Union was the unemployed, the taxi driver, directed the small research and production company, the manager on sale of exotic fruit by the production director of medium-sized company of a chemical profile. After a stroke and a heart attack retired. Disabled person of the 2nd group(Russia classification). Now I live in Vyritsa of the Leningrad Region. This novel was written fifteen years. During this time in my country one era came to an end and another began. During this time, my son grew up. I replaced from huge megalopolis to the quiet provincial village. Then I got by a doublet a stroke and a heart attack. And all this time I wrote this novel. It incorporated hopes. and disappointments, take-off and falling, angelic dreams and devil sins – not only mine, but also the whole generation. I told about it honestly, though an allegoric form.


Отрывок из романа-трилогии “Поход, осада крепости и убийство бога, или апокриф гибридной эпохи.”

*   *   *

− Два младенца, Мириам, − это не один младенец, − говорит Иошаат в сумрачную прель овечьего загона. − Что тебе было дано свыше? Что ты говорила мне? Что мы говорили людям? Что люди находили в Писании? Какие такие два младенца, Мириам?

Молчание.

− Два младенца, Мириам, − это только два младенца, какие бы они хорошенькие ни были. А один младенец, Мириам, − это не один младенец, Мириам, это − Он, обещанный! Ты согласна со мной?

Опять − молчание. Только на этот раз молчание не пугает Иошаата, а воодушевляет.

− Мы оставим одного младенца, Мириам, − говорит Иошаат, − одного, но того, который − Он. Мы будем выбирать и выберем правильно. 

− А второго? − спрашивает она еле слышно.

− Второго? − Иошаат 

Какая разница? Надо ли

                                     пожимает плечами. 

                                        об этом думать? 

− Ну… Пристроим куда-нибудь.

Старушечья мумия оживает в углу и подходит поближе.

− Если позволите, − Шелима и тут рада помочь. − Я знаю, да! У одной светловолосой рабыни из каравана, что ночует здесь же, во дворе, недавно родился мертвый младенец. Уж как горюет бедняжка!

− Нет! − неожиданно кричит Мириам. 

− Мириам! − строго и внушительно говорит Иошаат и замолкает.

Да и что тут сказать? Что Мириам сама в недавнем прошлом − рабыня, отпущенная Иошаатом при свидетелях на свободу? О таких вещах не говорят вслух. Тем более при посторонних. 

− Нет! − еще громче кричит Мириам. − Рабыня? О Адонай, − нет!

Иошаат с досадой смотрит на Шелиму.

Наверное, о некоторых вещах все-таки надо сказать. Тем более при посторонних.

Дверь загона неожиданно скрипит, впуская хозяина постоялого двора вместе с ночным холодом и одним из стражников каравана. Тот ухмыляется и яростно подмигивает Иошаату.

− Что подняло среди ночи почтеннейшего Забтеха? − с легким раздражением в голосе спрашивает Иошаат хозяина постоялого двора.

Порядочные хозяева ночью спят, а не беспокоят постояльцев.

Встревоженный Забтех сообщает, что по постоялому двору его, мирного и законопослушного обывателя, ходят какие-то чужеземцы, странные видом и речами. Они требуют показать им младенца, родившегося именно в эту ночь именно здесь, на именно этом дворе.

− О уважаемый и светлейший в своем роду Забтех! − Иошаат не может сдержать ликования. − Почему же ты не зовешь их сюда? Веди! Веди!

Он царственным жестом обводит овечий загон, очаг и ложе с Мириам.

 Как, однако, кровь побежала по жилам от одного сообщения Забтеха! Не одни только неприятности от него, сына не своей матери. Вино стражников, однако, было очень кстати!

Забтех уходит. В Иошаате просыпается кипучая энергия. Он отсылает оставшегося стражника за дополнительным хворостом, старуху Шелиму − за водой для омовения рук и ужином и, наконец, остается наедине с Мириам и младенцами.

− Ну что? − он энергично сжимает и разжимает ладони. − Чужеземцы − чужеземцы! − пришли неизвестно откуда посмотреть на одного, Мириам, − одного! − младенца. Все сбывается, Мириам, все сбывается! Тебе все еще непонятно? Вот, смотри, два пальца: один, два. Все очень просто: один младенец − и ликуй, Израиль, мы помазаны на царство! Два младенца − и овечий загон на всю жизнь. Ну, давай, Мириам, давай! Выбирай!

Она плачет. Когда нужно просто четко и быстро действовать, она плачет. Когда на одной чаше весов − благополучие и счастье Израиля, а на другой − мокрый, уродливый младенец, что тут думать? А она плачет.

Иошаат подходит ближе и властно берет из-под ее рук оба свертка.

− Ну, кого? − ноздри его раздуваются от сдерживаемого нетерпения и даже гнева.

Времени нет! Времени совсем нет, а она плачет.

− Как знаешь, − отвечает она хрипло, одышливо, как если бы два сухих камня потерли друг о друга.

Иошаат нетерпеливо всматривается в свертки. 

Все младенцы − на одно лицо, что бы он в них умел разбираться! Надо спешить, вот-вот придут чужеземцы

Он подносит свертки к очагу. 

Один − точно темненький, в Мириам. А второй − странно светлый, непонятно в кого. Чужаком будет, заклюют. Какой из него Спаситель! Темный удивления не вызовет, сразу видно − наш. Свой! За таким и пойдут. Решено!

Он отдает смуглого младенца Мириам. В это время слышны приближающиеся шаги. Иошаат поспешно прячет светлого младенца в дальнем углу, среди овец и новорожденных ягнят.

Успел, о Адонай!

Снова скрипит дверь загона, и входят один за другим чужеземцы. Их трое, они действительно одеты странно для этих мест, и где-нибудь на рынке их приняли бы за бродячих канатоходцев и глотателей огня, но держатся просто и с достоинством. Они встают полукругом, лицами к Мириам с младенцем, и нараспев произносят:

− О-э-а! И-хоу-у!

Потом садятся прямо на землю.

− Сложились и умножились расположения светил небесных… − начинает размеренно старейший из пришельцев и смолкает.

Скрипит дверь загона. Появляется любопытный Забтех под благовидным предлогом, не нужно ли чужеземцам чего. Те, прикладывая руки к головам и сердцам, трясут бородами. Забтех уходит. Наступает молчание. Иошаат устраивается поудобнее. 

Теперь он готов слушать и говорить что и сколько угодно − после пережитого во всем теле у него благостная легкость и истома.

− И явили нам знак, сокрытый от посторонних… − продолжает старейший и вновь смолкает. 

Скрипит дверь загона. Появляется стражник с вязанкой хвороста, кувшином, несвязным мычанием и яростным подмигиванием. Хворост складывается в углу, загораживая странных пришельцев от Иошаата. Он выступает из-за хвороста, принимает кувшин из рук стражника и садится в круг среди чужеземцев. Стражник уходит. Иошаат предлагает кувшин почтенным гостям. Они снова трясут бородами. Иошаат пьет. 

О Адонай, он заслужил глоток вина после этих безумств!

− Явились мы, чтобы засвидетельствовать свершившееся чудо… − старейшина косится на дверь.

Скрипит дверь загона. Появляется мумия Шелима с лепешками и овечьим сыром. Иошаат принимает у нее еду, ломает лепешки, предлагает чужеземцам. Те опять трясут бородами. Иошаат заедает холодное вино острым сыром и черствыми лепешками. 

Ему наконец положительно хорошо.

− И вот − мы здесь, − старейшина теперь краток. − Мы видели. Он пришел!

Скрипит дверь загона. Чужеземцы поднимают вверх руки, но это просто поднявшийся  некстати ветер. Становится холодно. Иошаат подбрасывает хворосту в очаг. Чужеземцы, переговорив друг с другом, достают из котомок дары и складывают их на свободном от хвороста, еды, питья и людей месте, в дальнем углу. Первый чужеземец  демонстрирует старую, гнутую, ржавую чашу для жертвоприношений.

− Из рук, − говорит он и, повторив несколько раз: − Ракша! −  с поклоном кладет ее на солому. 

− Из земли, − говорит второй так же с поклонами и кладет ветку омелы, сильно помятую и засохшую за время пути. 

− Из сердца, − говорит третий и достает странный, с ладонь, крест с кольцом над перекладиной, наверное, чтобы удобно было носить. 

Он показывает крест Иошаату.

− Тат! − строго говорит он.

У Иошаата от непонятных действий, непонятных слов, непонятных чужаков все сильнее начинает болеть голова. А может, от усталости. Или от вина, которое действительно оказалось прегадким. Или от всего вместе.

Показавший крест Иошаату чужеземец тем временем присоединяет его к остальным подношениям на охапку соломы и оглядывает своих собратьев. Те склоняют головы, и он нараспев произносит: 

Чтим −

Самое славное, превосходящее, наилюбезное, наиразящее,

Наиловчайшее, неуловимое, высшее средь созданий,

Которое пристало Спасителю благому и тем, кто с ним идет,

В жизнь превращая создания без умирания, без увядания и без истления,

Вечноживущую, вечнорастущую и самовластную,

Из мертвых восстанет и явится вживе бессмертный Спаситель

И мир претворит.

Чужеземцы поднимаются и начинают собираться. Растроганный непонятными стихами Иошаат уговаривает их остаться. Они снова трясут бородами.

− Не смеем тебя задерживать, о великий муж. У тебя многие заботы, так что не приумножай их заботой о нас. Руа Элохим над тобою! − говорит самый многословный.

− Что же говорить мне, когда меня будут спрашивать о вас? − Иошаат смиренно прижимает руки к груди.       

− Отвечай: пастухи мы, − говорит один.

− Или отвечай: цари, − говорит другой.

− Отвечай: учителя, − говорит третий.

− Так не бывает, − недоверчиво качает головой Иошаат. 

Дурака из меня делают.

Он досадует.

Первый смеется:

− Скажешь − гиксосы. Если и не поймут, то запомнят!

Иошаат продолжает качать головой. 

Мудреное слово. Я не запомню, а не то что люди. Да и надо ли?

− Мы убедились в существовании младенца, который продолжит Великий Круг Превращений, и покидаем вас, − говорит самый многословный, и все трое, обратившись к Мириам с младенцем, снова кланяются и нараспев произносят:

− О-э-а! И-хоу-у!

Скрипит дверь загона. Один за другим чужеземцы скрываются в ночи.

Иошаат переводит дух, но тут же спохватывается.

Второй младенец! 

− Шелима! − после общения со странными пришельцами в голосе Иошаата чувствуется некоторая начальственная важность.

Вечная старуха споро показывается из своего угла. Она уже не жалуется на свои болячки, а молча ждет приказаний.

− Эта твоя невольница − ты говорила с ней? 

− И-и-и, − смеется Шелима, − с ней не поговоришь, все переживает

− Переживает. Молчит, что ли?

− Немые так не молчат, как она.

− Что же нам делать?

− Я все сделала, как надо, когда еще за лепешками и сыром ходила, − Шелима довольна, что и тут пригодилась. − Я ей показала, − она трясет на руках воображаемого младенца, − а она как вцепится в меня! Насилу вырвалась.

− Ну, так давай же, давай! Уноси! Там он, среди овец. 

Шелима находит среди новорожденных ягнят маленький молчаливый белый сверток, настороженно прислушивается к нему, потом не воображаемо, а на самом деле принимается его укачивать, несет к выходу, и снова возвращается туда, где разложены чужеземные дары. Отрывает от ветки омелы крохотный трилистник и суетливо запихивает под складки маленького молчаливого свертка.

− Если все − тому, то  этому − хоть листик, − виновато поясняет она и быстро выносит младенца  из загона.

Иошаат садится поближе к очагу. Наконец-то все позади, и он может вздохнуть спокойно. Он прикладывается к кувшину, затем долго разжевывает стертыми старческими зубами черствую лепешку. 

Все хорошо, все спокойно.

Однако как-то чересчур спокойно! 

Он снова прикладывается к кувшину и понимает, что это связано с молчанием женщины, лежащей в углу на охапках соломы. Он уже успел изучить ее молчание и хорошо знает ему цену.

Иошаат поднимается и подходит ближе.

− Мириам?

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (3 оценок, среднее: 4,00 из 5)

Загрузка...